Без даты, без речи, без центра
02.07.25
By:
Michael K.
Как протест после Видовдана перестал быть делом студентов — и что ему ответили полиция, Лавров и журналисты

Прокурор, блокада и пепел
На третий день после Видовдана, когда улицы Белграда уже истоптали не только студенты, но и отцы семейств с термосами, кому-то пришло в голову сосчитать пожары. Цифра вышла символической — более двухсот возгораний по всей стране, от Лознице до Земуна. Дым поднимался над баррикадами, мусорными контейнерами, старыми шинами и тряпками, подожжёнными как будто по инструкции — без подписи, но с мотивом.
По информации Nova.rs, именно в тот момент, когда казалось, что студенческий протест выдохся, он неожиданно сменил форму: из статичной блокировки отдельных улиц перерос в мобильную и децентрализованную тактику с элементами перформанса. «Координированный хаос» — так называют происходящее в Telegram-чатах протестующих. Баррикады из велосипедов, поддонов и старых диванов появляются и исчезают за час, оставляя за собой дым и голоса.
— Тебе не кажется, — спрашивает собеседник, — что вся эта цифра про 200 пожаров — метафора сама по себе?
— Конечно. Но не нами придумана. Это правительство придумало себе 200 проблем — а теперь удивляется, что кто-то их поджёг, — отвечает автор.
Ирония в том, что в эпицентре — не агрессия, а символизм. Многие из очагов были формальными — пепел и дым для картинки, не для разрушения. А в качестве повода чаще всего выступала не абстрактная «свобода», а очень конкретная боль: падение крыши на станции в Новом Саде, унесшее 16 жизней, и оставшееся без ответа. Ни отставок, ни выводов.
Но огонь оказался ответом. И никто не знает, кто именно его дал. Потому что лица под капюшонами, как и в полиции, — без опознавательных знаков.
Где кончается порядок: Нови Сад после полуночи
Когда тишина в Новом Саде начала прерываться только скрипом велосипедов, оставленных у перекрёстков, и шорохом пакетов с мусором, которые снова и снова приносили к дверям офиса правящей партии, жандармерия вышла из тени. Было около часа ночи. Несколько человек — студентов, активистов, случайных прохожих — задержали после того, как у офиса SNS на Булевару ослобођења вновь собрались протестующие. Никаких транспарантов, никаких лозунгов — только пакеты с отходами, символизирующие «обратную связь» с властями, которые демонтировали мусорные контейнеры, но не проблемы.
Nova.rs сообщает, что жандармерия действовала быстро и без объяснений. Среди задержанных — молодой человек, позже опознанный как сын местного перевозчика, клеивший листовки рядом с партийным зданием. А видео, где несколько сотрудников спецподразделения в полном снаряжении волокут неизвестного, вызвало бурную реакцию в социальных сетях.
— Ты замечал, — спрашивает собеседник, — как государство гораздо строже относится к пакету мусора, чем к речи министра?
Автор кивает: «Когда символ сильнее урона — начинается страх. Потому что мусор не сжигает здания. Он просто напоминает, кто тут кого обслуживает».
Сами силовики на кадрах — в балаклавах, без опознавательных знаков. Тот же вопрос, что уже звучал в Белграде: с кем мы имеем дело? Как пишет Nova.rs, ношение «фантомок» нарушает регламент, а их использование во время разгона блокад подрывает доверие граждан. Особенно если вместе с ними появляются татуировки на открытых участках тела — ещё один элемент, формально недопустимый.
Здесь всё символично: балаклава — как знак отказа от прозрачности. Пакет мусора — как обвинение, не требующее ни следствия, ни суда. А сцена в Новом Саде — как лакмус, показывающий, где именно проходит граница между принуждением и усталостью.
Штамп ‘государственный переворот’: кто за кем следит?
Восьмеро студентов, задержанных за якобы попытку насильственного свержения власти, вышли на свободу. Суд, несмотря на громкие обвинения, не нашёл достаточных оснований для продления меры пресечения — и отпустил всех под залог. При этом прокурор продолжает настаивать на формулировке «угроза государственному строю» — формулировке, которая в Сербии звучит не как юридический термин, а как политическая метка.
Balkan Insight пишет: несмотря на освобождение, блокировки на улицах Белграда не прекратились. Речь уже не о конкретных обвиняемых, а о самой логике — кто и за что сегодня в Сербии становится объектом уголовного преследования.
Сарказм в том, что обвинения в “государственном перевороте” звучат как признание. Не страха перед преступлением, а страха перед смыслом. Студенты не свергают режим — они показывают, что он неустойчив.
Тем временем в самом центре столицы, у здания парламента, всё ещё стоит лагерь сторонников власти. Без разрешений, но с полной поддержкой полиции. Их палатки не трогают. Их речи не проверяют. Их лозунги — вне юрисдикции.
Это двойной стандарт в прямом эфире: пока одним за пластиковый стул светит уголовное дело, другим разрешено заниматься политической декорацией — с флагами, гимнами и портретами президента. И даже с призывами к расправе — «защитим улицы от предателей».
Над этим всем — камера, не выключающаяся уже пять дней. Ни полиция, ни прокуратура туда не заглядывают.
Микрофон под прицелом: когда журналистика становится целью
«То, что делают N1 и Nova — это тероризам», — заявил президент Вучич в телеэфире, не дрогнув ни голосом, ни бровью. Он продолжил: «Мы могли бы за пять минут отключить их эфир. Но не будем. Пока».
Nova.rs зафиксировала эту фразу, как и реакцию журналистских союзов: это не просто риторика, а прямая угроза. Угроза физической безопасности и праву на профессию. Угроза, произнесённая с самого верха, с той высоты, с которой чаще всего падают решения.
Раде Джурич из Независимого объединения журналистов Сербии прямо сказал: «Такой тон — это сигнал. После него наступают действия. А точка начала — уже пройдена».
И действительно: журналистов не задерживали. Им не резали кабели. Им не глушили сигнал. Но теперь, после слов президента, все эти действия стали не немыслимыми, а возможными.
— Когда власть говорит: мы можем, — она не просто демонстрирует силу. Она ставит цель, — говорит собеседник.
— А когда цель — журналист, не удивляйтесь, если скоро пальнёт кто-нибудь другой, — добавляет автор. Слово не пуля, но иногда — курок.
Слова, прозвучавшие в студии, стали маркером новой фазы давления на независимые медиа. Когда их называют террористами, граница между пропагандой и насилием сдвигается. И если раньше угрозы приходили из комментариев в Telegram, теперь — из кабинета президента.
Кремль в телефоне: от Лаврова до Дугина
Пока в Белграде пылали баррикады и мусор, в эфир вышел Лавров. Из Москвы он обратился к сербской общественности с традиционной формулировкой: «мы поддерживаем порядок». Под этим, как правило, подразумевается не уличный, а государственный.
Slobodna Evropa пишет, что в тот же день началось и обратное движение: идеолог Александр Дугин выступил с речью, в которой обвинил Вучића в «предательстве» и потребовал «очищения власти». Дословно его слова звучали так: «Сербы хотят, чтобы Вучича больше не было. И это правда. И все сербы этого хотят».
— Всякий раз, когда Дугин появляется в сербской ленте, — замечает собеседник, — значит, на кого-то давят.
— А когда это совпадает с заявлением Лаврова — значит, надавливают с двух сторон, — добавляет автор.
Парадокс в том, что в этих заявлениях Вучић одновременно получает и поддержку, и приговор. Кремль поддерживает порядок, а «партия народа» — требует его свержения. Обе линии сходятся на фигуре президента, но с противоположными ожиданиями. И в такой ситуации даже тишина — уже сигнал.
BIRN как зеркало: журналистика, которая не горит
На фоне пожаров, арестов и угроз, одна дата прошла почти незаметно — 20 лет со дня основания BIRN. Balkan Investigative Reporting Network — не просто медиа, а целая школа расследовательской журналистики, за которую на Балканах сначала бьют, а потом цитируют в Европарламенте.
Balkan Insight опубликовал юбилейную подборку из 20 главных материалов двух десятилетий — от разоблачений военных преступлений до схем с коррупцией и мафией в современной Сербии.
— Интересно, — говорит собеседник, — что никто из власти не поздравил их с юбилеем. Хотя расследования BIRN чаще всего заканчиваются именно на их пороге.
— А может, это и есть поздравление — молчание вместо преследования, — отвечает автор.
Символично, что на фоне атак на независимые СМИ именно BIRN выступает как тихий контрапункт: не кричит, не отвечает на провокации, не собирает лайки. Он просто пишет. И этим — горит ярче любого пожара.
Брюссель, которого не было
На международной конференции в Севилье президент Вучич заявил, что провёл «изумительно полезный» получасовой разговор с Урсулой фон дер Ляйен. Разговор, по его словам, касался «европейского пути Сербии» и был «долгим, конкретным и обнадёживающим».
Уже на следующий день Еврокомиссия опровергла это заявление: никакой встречи не было, только «краткий обмен фразами перед ужином». Спонтанный small talk в фойе, не более. Даже без протокола.
Удивительно, как быстро в Сербии можно превратить в политику даже пару слов у стойки с закусками. Ещё удивительнее, — как быстро Брюссель это проверяет. Иногда складывается ощущение, что в ЕС теперь работают не дипломаты, а редакторы фактчекинга.
В стране, где встречу можно придумать, а расследование проигнорировать, даже опровержение из Европы звучит как форма журналистики. Только холодной и безэмоциональной — как раз то, чего не хватает в этих горячих днях.
Видовдан ушёл, но улицы не остыли. Протест больше не назначают — он просто случается. Без даты, без речи, без единого центра. Иногда — в виде блокировки улицы. Иногда — в виде пакета с мусором у дверей партии. Иногда — в виде дыма.
Трудно сказать, когда он начался. Возможно, с первой капли цинизма. Возможно, с последнего вопроса без ответа. А может — с того момента, когда один студент с бумажной табличкой перекрыл движение, и кто-то подошёл не оттолкнуть, а присесть рядом.
Власть по-прежнему говорит, что «всё под контролем». А с другой стороны баррикады всё чаще говорят: «не обижайся, если мы не представимся». Потому что шевроны сейчас не носят ни те, ни другие.
— Ну и что теперь? — спрашивает собеседник.
— Теперь каждый решает сам. Сколько дыма ему достаточно, чтобы перестать дышать полной грудью.
Последние новости


