Запад на границе самозабвения
02.05.25
By:
Michael K.
— А если это и есть болезнь? — спросил собеседник, склонившись к окну.
— Какая?
— Болезнь спокойствия. Когда опасность не стучится в двери, человек забывает, кто он. А народы — тем более.

Весна 2025 года приносит на Запад тревожный парад парадоксов: экономика растёт — но институты дрожат, технологии развиваются — но свобода прессы слабеет, демократии выбирают — но всё чаще тех, кто отрицает саму суть демократии.
В США Apple переносит производство в Индию, спасаясь от тарифной войны, в то время как индекс свободы прессы обрушивает страну до 57-го места. Tesla теряет Европу не столько из-за конкуренции, сколько из-за токсичности бренда — Маска бойкотируют за политические взгляды. В Великобритании побеждают популисты, в Германии AfD официально признана экстремистской, а во Франции Ле Пен и Меланшон уже репетируют 2027-й. И всё это — на фоне блэкаута в Испании и напоминаний о забытой истории в Нидерландах.
На первый взгляд — это просто набор новостей. Но в совокупности они становятся диагнозом. Диагнозом общества, которое, оказавшись вне немедленной внешней угрозы, расслабляет иммунитет, размывает границы институциональной памяти и всё чаще поддаётся соблазну внутреннего конфликта.
Как отмечают социальные биологи, в периоды внешнего давления сообщества склонны к мобилизации, самодисциплине, патриотизму и даже национализму. Когда же угроз нет — появляется толерантность, эмпатия и культурное разнообразие. Но на этой шкале у Запада, похоже, началась новая реверсия: прямой угрозы вроде бы нет, но национализм возвращается, институты — на грани, а демократическая память ускользает.
⸻
США: Apple уходит, пресса падает, Tesla тонет
— Ты заметил, — сказал собеседник, — что свобода теперь зависит не от конституции, а от логистики?
— Или от того, где дешевле собирать смартфон, — ответил автор.
1 мая Apple объявила о переносе производства iPhone в Индию. Причина — 145-процентные тарифы США на китайскую продукцию. Сторонники нацпромышленной политики аплодируют: мол, «мы отрываемся от Пекина». Но на деле это значит: Америка больше не хочет быть фабрикой мира, а хочет ею командовать дистанционно. Ирония в том, что в этом же месяце Tesla теряет европейский рынок: продажи в Швеции падают на 81 %. Причина? Бойкот политических взглядов Илона Маска и — снова — китайская конкуренция.
А теперь — важнейшее: свобода прессы в США падает до 57-го места в мировом рейтинге. Ниже, чем у таких стран, как Маврикий или Гана. В отчёте «Репортёров без границ» указывается: «Пресса в США сталкивается с растущим давлением со стороны политиков, судебных структур и корпоративных интересов». Это уже не частный сбой — это системное сжатие информационной воронки.
Америка одновременно воюет с внешними структурами (Китай, глобальные цепочки), теряет моральное лидерство и допускает эрозию своих основ. Всё это напоминает не наступление силы, а отход под громкие фанфары.
⸻
Великобритания: протест запрещён, потом — разрешён. Пока ещё
— Они голосуют за протестующих, а потом запрещают протест, — сказал собеседник.
— Добро пожаловать туда, где выбор — это не гарантия, а предлог, — ответил автор.
В Ранкорне и Хелсби — два, казалось бы, незаметных английских округа — 2 мая произошло маленькое политическое землетрясение: партия Reform UK победила лейбористов с перевесом всего в шесть голосов. Но в политике даже один голос может перевесить аксиому. Особенно когда речь идёт о наследнике брекзит-популизма, открыто флиртующем с ультраправой повесткой. Найджел Фараж — фигура не из прошлого, а из будущего, которое наступает слишком рано.
На этом фоне — почти как акт сопротивления — Апелляционный суд отменяет попытку расширить полномочия полиции по ограничению протестов. Суд признал изменения, введённые Суэллой Браверман, незаконными. Институция выстояла. Пока что.
И это — британский парадокс: общество выбирает популизм, но суды ещё защищают гражданские свободы. Это не равновесие, а точка бифуркации, когда старый порядок пытается затормозить сползание в новый, ещё более тревожный.
Германия: когда демократия вынуждена защищаться от избранных
— В Германии всегда ждали, чтобы опасность стала очевидной, — сказал собеседник.
— Но, увы, очевидность в политике наступает на поколение позже, — вздохнул автор.
2 мая 2025 года Федеральная служба защиты Конституции (BfV) официально классифицировала партию AfD как праворадикальную экстремистскую организацию. Это не просто ярлык — это юридическое основание для тотальной слежки, использования агентов, ограничения финансирования. Но главное — это признание: угроза уже внутри.
AfD — не просто оппозиция. Это парламентская партия с миллионами голосов, прочно укоренившаяся в восточных землях, в школах, в муниципальных органах. Решение BfV — это запоздалый крик системы, которая слишком долго притворялась, что демократия выдержит всё.
Но может ли она выдержать того, кто приходит к власти демократически, чтобы эту же демократию демонтировать?
С одной стороны — институциональная храбрость. С другой — страх сделать это раньше, когда это было бы легче, но «неприлично». В этом — трагедия немецкой политической корректности: она долго борется со злом, но делает это только тогда, когда уже чувствует его дыхание в затылок.
⸻
Франция: Ле Пен репетирует, санкции утешают
— Кажется, Ле Пен и Меланшон спорят не о том, надо ли менять республику, а кто это сделает, — заметил собеседник.
— И ни один не интересуется, что останется после, — ответил автор.
2 мая 2025 года сразу два сигнала: Марин Ле Пен и Жан-Люк Меланшон — два радикальных полюса — начинают предвыборную активность к выборам 2027 года. Первая — национал-популистка, второй — левый трибун. И оба — угроза республиканскому центру, который растворяется на глазах.
Пока электоральная машина начинает вращаться, французский МИД делает то, что ЕС делает лучше всего: анонсирует 17-й пакет санкций против России. Министр Жан-Ноэль Барро говорит об «усилении давления», но в глазах всё больше усталости, а в голосе — всё меньше веры.
Санкции как ритуал. Выборы как симуляция выбора. Эпоха, в которой настоящая политика ушла, а символы остались.
И всё же это не фарс, а трагедия — потому что между Ле Пен и Меланшоном падает последняя завеса республиканской осторожности. Франция входит в предвыборный цикл без центра, без консенсуса и без памяти, будто снова в поисках нового Наполеона — пусть даже в юбке или с мегафоном.
Испания: когда свет гаснет, но слово остаётся
— Электричество исчезло на день, — сказал собеседник.
— Зато свобода прессы включилась навсегда, — ответил автор.
Ещё в конце апреля 2025 года Испанию и Португалию накрыл крупнейший блэкаут за два десятилетия. Причины до конца не ясны: сбой на подстанции, кибератака, человеческий фактор? Объяснения расходятся, но результат одинаков: страна на мгновение погрузилась в технологическую уязвимость. Напоминание о том, что даже развитый Запад — хрупкая конструкция, зависящая от одного щелчка по серверам.
И в тот же день Испания достигает противоположного рекорда: в рейтинге «Репортёров без границ» страна поднимается до 57-го места по уровню свободы прессы — лучшего в своей истории. Для сравнения: США в этом же рейтинге опустились до такого же уровня — но с другой стороны.
На этом контраст не заканчивается. Индекс PMI падает до 48,1 — промышленность сжимается, активность сокращается четвёртый месяц подряд.
Вот она, испанская формула 2025 года: пресса — свободна, но экономика уязвима. И тем не менее, в отличие от других стран Европы, здесь звучит не «гнев», а рефлексия.
⸻
Нидерланды: история, которую никто не слушает
— Мы говорим «Никогда больше», — сказал собеседник.
— Но каждый год всё громче: «А может, ещё раз?», — ответил автор.
2 мая 2025 года NRC публикует подкаст и аналитические материалы о том, почему уроки Второй мировой войны больше не сдерживают современность. На фоне роста антисемитизма, давления на мигрантов и бытового национализма — это уже не абстрактная тема. Это тревожный звон.
В этот же день выходит интервью с бывшим послом Нидерландов в Украине Робертом Серри, который говорит о дипломатии как ускользающем искусстве. Он вспоминает Крым, Минские соглашения и все те попытки не допустить того, что в итоге стало неизбежным.
Нидерланды — одна из немногих стран, где институциональная память ещё не вытеснена тревожным настоящим. Где звучит не только «за» или «против», но и честное: «почему мы оказались в этой точке».
Заключение: зеркало без памяти
— Раньше у Запада был страх перед врагом, — сказал собеседник.
— А теперь страх перед зеркалом, — ответил автор.
Весна 2025 года — это не буря. Это зыбь. Волна за волной — мелкие симптомы: Apple уходит, Tesla теряет, пресса слабеет, AfD укрепляется, популисты побеждают, протесты запрещают, а потом разрешают, энергетика гаснет, память тускнеет. Всё не катастрофично — но всё тревожно.
И вот, кажется, мы подходим к пороговому состоянию, где демократии Запада теряют чувство самих себя. Они по-прежнему умеют издавать законы, проводить выборы, публиковать рейтинги. Но инстинкт самосохранения, институты памяти и моральная дисциплина — стираются.
Научные модели социальной мобилизации давно описывают этот механизм:
— при внешней угрозе общества сплачиваются: нарастают коллективизм, строгость, даже национализм;
— при отсутствии угрозы возникает расслабленность: растёт толерантность, разнообразие, но падает устойчивость к внутренним вызовам.
Сейчас всё наоборот: угроза — внутри, но названа «оппозицией», «рынком», «демократическим выбором». Рефлексия есть, но реакция — отложена.
И если Европа и Америка действительно находятся на границе, то это не граница с внешним врагом.
Это — граница с самозабвением.
Там, где свобода перестаёт быть ценностью, а становится привычкой.
Где институт — больше не убежище, а препятствие.
Где «Никогда снова» превращается в «Пока не совсем поздно».
Последние новости


