От шимпанзе к институтам

В статье «Когда в нас просыпается шимпанзе» (Covalent Bond, 2025) ваш покорный слуга убедительно показал, что массовое поведение людей напрямую зависит от биологических предпосылок и, главное, — текущей среды. Генетические особенности, уровень угрозы, ощущение безопасности — всё это влияет на то, какие поведенческие стратегии активируются в обществе: склонность к агрессии или альтруизму, к доминированию или доверию. Эти механизмы, наследуемые от наших приматных предков, проявляются в масштабах сообществ и находят институциональное выражение в формах власти, типах правления и социальных структурах.

Понимание таких глубоких взаимосвязей между биологией и обществом помогает увидеть фундаментальные причины социальной динамики и возможных путей её трансформации. В этой связи полезно рассмотреть три крупных общественных модели: патримониальное общество, политическую народность и гражданское общество. Каждая из них представляет собой разный способ организации социума и соотнесения индивида с законом, традицией и властью. Эта классификация позволяет глубже понять, как страх или безопасность, доминирование или доверие становятся системообразующими элементами — точно так же, как у описанных автором шимпанзе и бонобо поведенческая стратегия определяется условиями среды.

Сила традиции: патримониальное общество

Как показал Макс Вебер, патримониальное общество основано на личной власти, традиции и преданности. Здесь закон важен лишь постольку, поскольку санкционирован старейшиной, духовным лидером или патроном. Институциональные нормы подменяются обычаями, а лояльность определяется не гражданской принадлежностью, а личной связью. Это общество, где агрессия и доминирование — социально одобряемые стратегии выживания, особенно в условиях хронической нестабильности. Как у шимпанзе, описанных автором в вышеуказаной статье, при угрозе на первый план выходят иерархичность, территориальность, исключительность. В этих условиях люди тяготеют к «сильной руке», и правопорядок строится на лояльности, а не на универсальных правилах.

Закон как основа единства: политическая народность

Противоположностью служит модель политической народности: граждане объединены не по крови или вере, а по признанию единой правовой системы. Это не приматы, а политические субъекты. Когда вокруг стабильно и безопасно, люди склонны соглашаться с правилами и институтами игры, так как они действуют в их пользу. Политическая народность требует социального доверия, но оно хрупко и рассеивается при угрозе. Эта модель возможна лишь в условиях относительного изобилия и предсказуемости — как у бонобо в статье автора: именно мирная и насыщенная ресурсами среда делает возможным согласованное и рациональное существование большого коллектива.

Самоорганизация и эмпатия: гражданское общество

Если политическая народность даёт костяк государственности, то гражданское общество даёт её душу. Это место, где создаются общественные смыслы, оспариваются решения властей, выращивается культура солидарности. То, что мирные бонобо делают инстинктивно, граждане делают осознанно: инициируют дискуссии, поддерживают друг друга, объединяются для защиты прав. Именно в гражданском обществе формируются горизонтальные связи — не «вождь и подчинённые», а «гражданин и гражданин». Это общество, способное противостоять регрессу в патримониализм — при условии, что сохраняется базовая стабильность среды.

Старое всегда современно

Сегодня все больше государств, что вовсе ни странно, учитывая международные отношения последних десяти лет, испытывают особое влечение к возвращению в патримониальное общество, но по-новому. Конечно, если они вообще когда-либо выходили из него. Эдакий, своего рода, неопатримониализм. Это когда и выглядит демократично, и свобода во всем, но стержнем является все тот же старый и добрый патримониализм. 

И, честно говоря, он очень привлекателен. Согласитесь, ведь очень здорово, когда Вы — некий ограниченный круг людей, по факту имеющих исключительную власть во всем, собираете налоги, сами решаете как распределять все финансы, устанавливаете собственные правила игры. У вас есть придворные, которые тебе очень преданны и сделают все, вплоть до пожертвования собственной жизнью. Ну и еще есть — все остальные. Ну, остальные, как и во всю историю человечества, просто подстраиваются.

Да, с современными инновациями и этой демократией последних нескольких десятков лет — это чуть сложнее, чем раньше. Но на самом деле — не так сложно как кажется. На самом деле, достаточно держать хотя бы 30% общества в состоянии волнения.

Как авторитарные и тоталитарные режимы используют биологические механизмы человека для поддержания постоянного чувства угрозы в обществе?

Это совсем не Бином Ньютона, а гораздо более понятные и простые вещи. С эволюцией Homo Sapiens получил невероятно развитое образное мышление, не сравнимое ни с какими существующими на сегодняшний день другими животными. Именно это дает сегодня возможность человеку с помощью знаний изобретать реально действующие лекарства от рака, от СПИДА, возвращать незрячим зрение, а парализованным — снова чувствовать свои конечности и общаться, и даже мечты о полете на марс превращать в реальность. Но, в то же самое время это же позволяет в сознании легко «сшивать» настоящее ощущение истинного страха с чем-то, что реально физически тебе не угрожают, а является лишь образом в нашей голове. Пример? Пожалуйста: увидев изображения и соответствующие эмоциональные звуки и речи, изображающие, скажем, убийство ребенка, будь это реальностью или нет, среднестатистический человек невольно будет ощущать в себе чувство горечи, утраты, сожаления, сочувствия, сострадания, ненависти, презрения и возмущения.

Чтобы общество более-менее постоянно находилось как бы в состоянии экзистенционального вопроса (или ты есть или тебя нет), учитывая особенности психики человека, необходимо всего лишь виртуально «воссоздать» и транслировать (что достаточно легко, учитывая частую монополию на основные каналы распространения информации) идеи о том, что страна постоянно находится в кольце врагов, которые стремятся её разрушить или унизить. 

Например, российские власти регулярно утверждают, что НАТО расширяется на Восток, тем самым угрожая безопасности страны. Хотя, если размышлять без эмоций, само по себе физическое расположений тех или иных военных средств в каких-то странах уже давно не несет автоматически никакой непосредственной угрозы. Откровенно говоря, в современном вооружении, вообще не так и важно, насколько далеко или близко что-то расположено. Разница в «полете» какой-нибудь баллистической ракеты в сколько-то секунд уже не так важна, при условии, что таких ракет и мест их запуска более чем предостаточно у многих государств. К слову, только официально, в мире уже 9 государств с ядерным вооружением и с общим количеством боеголовок около 12 000–13 000 штук, о чем можете прочитать на Reuters. Те же страны, входящие в этот альянс, за все время не то, что военно не напали на Россию, но даже при реальных ситуациях падений и пролетов российских военных ракет на территориях стран НАТО еще ни разу не задействовали свою 5 статью, ограничившись лишь поднятием в воздух нескольких самолетов.

В Китае распространены заявления о том, что западные ценности и демократия являются угрозой китайской культурной и социальной стабильности. Но, в это же время основа государственного дохода Китая, который используется на демпинг цен на свои товары за рубежом, критически и в большей степени зависит от рынка Европы и США.

Северокорейский режим постоянно утверждает еще со времени своего образования в конце 1940-ых годов, что страна находится под угрозой нападения со стороны Южной Кореи и США.

Эти нарративы по постановки общества в положение униженных и оскорбленных — «мы в кольце врагов», «все против нас», «мы лишь защищаемся», «не дадим захватить наши ценности и народ», «мы возвращаем народу справедливость», «нарушают наши ценности и традиции», «на нас давят», «нас не понимают и несправедливо унижают», «с нами поступили или поступают не справедливо», «мы истинные защитники человеколюбия, а это у нас хотят отнять» и прочие — поддерживают постоянное состояние страха и тревожности, обеспечивая лидерам возможность укреплять личную власть и подавлять гражданские свободы.

Таким образом, три модели — патримониальная, политико-правовая и гражданская — описывают не только исторические формы власти, но и уровни общественной зрелости. Патримониализм воспроизводит архаичный инстинкт принадлежности и иерархии, как у агрессивных шимпанзе. Политическая народность требует признания формальных правил, институтов и общего гражданства — она возможна, когда большинство доверяет системе. Гражданское общество — наиболее продвинутый этап, где уже не просто соблюдаются правила, а формируется культура участия, взаимной поддержки и общественного диалога. Это зона, где возможно не просто выживание, а развитие.

Страх и среда: ключ к трансформациям

Как показано в статье автора, среда и массовый страх могут мгновенно скатить социум от рассуждающего гражданского общества к рефлекторной иерархии патримониального типа. Когда появляется угроза, активизируются генетические программы обороны, доминирования, закрытости. Общество, как и отдельный человек, становится реактивным и рискует откатиться в архетип стаи. И наоборот: длительное состояние безопасности и справедливости способно активировать кооперативные, бонобо-подобные стратегии поведения.

Знание наших поведенческих механизмов — это уже половина противоядия. Как пишет ваш покорный слуга в заключении своей статьи: «мирные люди — это не утопия, это тоже часть нас». Задача в том, чтобы среда делала эту часть — нормой.